Сегодня одному из моих самых любимых ленкомовских спектаклей – тринадцать лет. Ну и что, что дата совсем не круглая! Не дата здесь важна, а потрясающее действо, которое до сих пор является одним из моих самых любимых на сцене самого дорогого для меня театра!

«Пер Гюнт» — сегодня я о нем! «Пера Гюнта» я увидела случайно. Совершенно случайно, даже не планируя. Несколько лет назад, признаюсь, к моему стыду, Ибсен для меня был каким-то поверхностным автором. Помню, как дождливыми израильскими вечерами я читала и «Кукольный дом», и «Дикую утку», и «Доктора Стокмана», который, кстати, среди прочего, понравился мне больше всего…

А вот до «Пера Гюнта» как-то не добралась. И когда меня поставили перед выбором, куда идти: на «День опричника» или на «Пера Гюнта», то прочитав список задействованных актеров, выбрала второй из спектаклей.

Дело было около восьми лет назад. Несмотря на то, что, в общем, многие из ведущих актеров «Ленкома» играли в двух этих постановках, пару имен, которые были задействованы в «Опричнике» и уже тогда были не очень милы моему сердцу, сыграли свою роль.

Аргумент: «А ты в курсе, что на премьере все цветы достались Захаровой» – был решающим! И мы пошли на «Пера Гюнта». Справедливости ради скажу, что «День опричника» я посмотрела год спустя.

С чего начать? Наверное, с того, что я не пожалела о принятом решении и о своем выборе. Все знают, что Марк Анатольевич, светлая ему память, стал родоначальником рок-опер на сцене классического репертуарного театра. Но не только, хотя, почему-то, об этом не говорят. Или же я не слышала. На мой взгляд, он создал еще один жанр, название которому мне несколько трудоемко подобрать. Ну, давайте назовем его «музыкальный блокбастер» или «музыкальный триллер», что звучит как-то сродни аксюморону, но все же. Может, специалисты раздавать названия и приклеивать ярлыки смогут со временем понять и охарактеризовать это как-то иначе. Но это точно не мюзикл, ибо живого пения артистов там практически нет. То есть, оно есть, но крайне минимизировано.

Я вижу название жанра именно таковым. Итак, молодой, невероятно зажигательный, с пробирающе-светящимся взглядом, лучи которого невольно ощущаешь на себе, даже сидя в зрительном зале, Пер. И совершенно азартная тусовка, массовка, вечно движущаяся, притягивающая взоры, цепляющая… И куб… На иссиня-черном, практически антрацитовом фоне, как принято было говорить у нас на Донбассе, он меняет свою наполняемость: то это пенаты Сольвейг, то некий, совершенно антипатичный мир троллей, смутьянов, глумцов… Такое вот двоично-бинарное назначение – свет и тьма, вершина и забвение, Альфа и Омега…

И сидя в зале, пару раз перекинувшись репликами со своими друзьями, я почему-то ловила себя на мысли, что это не просто спектакль. Знаете, в музыке есть термин «Попурри», когда звучит музыкальный ряд, состоящий из фрагментов известных произведений (песен, зачастую). Вот такое попурри из захаровских шедевров несколько раз ударяло мне в сознание.

Ну, давайте, кто видел, вспомним. Хотя бы начнем с фантазий самого Пера – Мюнхгаузен в чистом виде. Даже, возможно, более азартный и наделенный более широкой и глубокой фантазией. Короче, идеальный выдумщик.

Далее. Тиран с перекособоченной короной и какими-то нелепыми усами отсылает нас к «Обыкновенному чуду». Хотя, как бы в этом фильме король не был: «Тиран-деспот, коварен, капризен, злопамятен», обаянию как самого короля, так и сыгравшего его актера – нет равных. И этот, с перекособоченной короной – даже не реплика. Некая пародия. Ну, по Сеньке и шапка, собственно. То есть – корона. Давайте дальше. Общество, в котором живет и даже пытается выжить Пер – это некая психбольница, в которой искорежено очень многое. А вот это, как по мне, некий отсыл к Макмерфи из «Пролетая над гнездом кукушки», хотя это и не спектакль Марка Анатольевича.

Да, соглашусь, не самый из идеальных героев наш Пер. В его послужном списке и глупости, и даже подлости… Но он – натура ищущая, мятежная, осмысливающая, через себя прогоняющая все инсинуации этого потрясающе коварного мира… А кто при таких вводных останется исключительно белым и пушистым? Единицы. А он – не из них, чем ни в коей мере не умаляет симпатии к себе. Да, и еще – безгрешных покажите! То-то же!

Да, прожить жизнь, а не просто ее профукать – это великая наука, постичь которую далеко не каждому под силу и по плечу. И глядя на Пера, на тот небольшой, но такой красивый кусочек его настоящей жизни, радуешься, что в ней нет двойного дна, а есть лишь истинные эмоции и некоторые воспоминания. Именно в этом отрезке временного бытия он принадлежит себе и творит то, что хочет и считает верным.

Это тот период времени, когда поступки еще не отнимают его свободу, в том числе и свободу движений, на чем и был поставлен акцент и заострено внимание публики. Беседы с матерью и попытка показать ей свое видение мира – великолепны. И еще более великолепно удивление тому, что кто-то, пусть даже самый близкий, может видеть этот самый мир иначе.

Как это знакомо многим, в том числе и мне, пережившей период юношеского максимализма и будучи абсолютно уверенной в том, что именно мое видение мира является верным и единственно допустимым. Паззл рассыпается, наступает другое осознание… А вот Сольвейг меня не впечатлила. Нечто нереально-эфемерное, какое-то чудо из цикла «то ли девочка, то ли виденье»… Она, словно плод воображения Пера, его некая фантазия, как по мне, не очень наделенная какой-то существенной составляющей… Такое что-то летучее, пролетающее… Было и не было… Абсолютно не помогающая герою мудреть, взрослеть, меняться, исправляться… Просто, как говорила некогда популярная певица – «обои»… Вроде как есть, но толку от них нет. И некая линия любви при столь незначительных пересечениях – тоже сродни фантазии. Но это видение режиссера, и оно уважается! Хотя, назвать это любовью – лично мне очень сложно. Для меня – это другое чувство: помогающее, спасающее, действующее. А не вечно сидящее и ждущее. Но это мое видение.

Озе – мать Пера. Я бы сказала, еврейская мать, настолько любящая свое чадо, что этой любовью действует несколько во вред Перу. Хотя и его любовь к матери очевидна, несмотря на некоторые несовпадения в мировоззрениях. Сцены с Озе в спектакле полны какой-то душераздирающей нежности. Она – мать взрослого сына, но очень молодая и яркая женщина! Кажется, что она вот-вот и спрыгнет с крыши, на которой ее оставляет сын. А порой создается ощущение, что ей под силу спокойно взобраться по горам и догнать Пера. В ней живет такая разная и такая полная по гамме сила материнской любви: она отчаянно бранит сына, но столь же яростно его защищает. Придавая своему образу черты ярко выраженной характерности – от черного кудрявого парика до эксцентрических выходок с забавной пластикой (а вот этого вот именно так никто не может!), – моя любимая Александра Захарова удерживает и подчеркивает главное: она любит своего Пера так, как никто не любил его в жизни, и она умирает от одиночества, когда сын покидает деревню. Она, мать Пера, благодаря и декорациям, и игре, оказывается буквально между небом и землей, разрываясь между прошлым и будущим. И это тоже невероятно тонко сыгранная любовь матери к сыну!

А вот кто мне и понравился, и не понравился одновременно – это Пуговичник. Сыграно было очень впечатляюще. И браво Марку Анатольевичу, отдавшему эту роль именно Степанченко. Он своей не очень четкой дикцией, своим занудством, да и вообще всей фактурой – абсолютно четкая картина притязания, попытки перекроить ситуацию с пользой для себя, искоренить всех тех, кто мешает его спокойному и очень унылому бытию. И это не Пуговичник перед нами. Я видела в этом герое именно Степанченко – «Мистера Зануду», как назвали его мои друзья.